Агата Кристи - Пять поросят [= Убийство в ретроспективе]
Мередит Блейк решительными шагами подошел к стене, на которой висела укутанная от пыли в простыню картина. И дернул простыню за край.
У Пуаро перехватило дыхание. До сих пор ему довелось видеть четыре картины, написанные Эмиасом Крейлом: две в Тейтовской галерее, одну у лондонского торговца картинами и еще натюрморт с розами. А сейчас перед ним была картина, которую художник считал лучшей из своих работ; он еще раз убедился, каким превосходным мастером был Крейл.
Картина была написана в характерной для него манере и казалась покрытой глянцем. На первый взгляд она напоминала плакат — такими кричащими были ее краски. На ней была изображена девушка в ярко-желтой рубашке и темно-синих брюках. Залитая ярким светом солнца, она сидела на серой стене на фоне ярко-голубого моря. Таких обычно изображают на рекламных щитах.
Но первое впечатление было обманчивым. В картине была едва приметная искаженность: чуть больше, чем нужно, блеска и света. Что же касается девушки…
Она была сама жизнь. Здесь было все, что можно ждать от жизни, юности, кипучей энергии. Сияющие лицо и глаза…
Столько жизни! Столько юной страсти! Вот что видел Эмиас Крейл в Эльзе Грир, которая сделала его слепым и глухим по отношению к такому благородному созданию, каким была его жена. Эльза была жизнь, юность.
Идеальное, с тонкой и стройной фигурой существо, голова вскинута, взгляд самонадеянный и торжествующий. Смотрит на вас, разглядывает, ждет…
Эркюль Пуаро вскинул руки.
— Изумительно… Да, изумительно…
— Она была такой молодой, — взволнованно прошептал Мередит Блейк.
Пуаро кивнул.
«Что имеют в виду большинство людей, когда говорят «такая молодая»? думал он. — Такая невинная, такая трогательная, такая беспомощная? Но молодость — это дерзость, это сила, это энергия — и жестокость! И еще одно — молодость легкоранима».
Вслед за Блейком он пошел к выходу. Интерес Пуаро к Эльзе Грир возрос. Следующий визит он нанесет ей. Что Сделали годы с этим пылким, страстным, дерзким существом?
Он еще раз посмотрел на картину.
Эти глаза, они следят за ним… Хотят ему что-то сказать…
Но если он не поймет, что они хотят ему сказать? Сможет ли это сделать сама женщина? Или эти глаза пытаются сказать нечто, чего их владелица не знает?
Такая самонадеянность, такое предвкушение торжества.
Но тут вмешалась Смерть и выхватила жертву из этих жадных, нетерпеливых юных рук…
И свет погас в этих горящих от торжества глазах. Какие теперь глаза у Эльзы Грир?
Он вышел из комнаты, бросив на картину последний взгляд.
«Она была чересчур жизнерадостной», — подумал он.
И ему стало… чуть страшно.
Глава VIII
ТРЕТИЙ ПОРОСЕНОК УСТРОИЛ ПИР ГОРОЙ…
Окна дома на Брук-стрит украшали ящики с тюльпанами. А когда открылась входная дверь, от стоявшей в холле огромной вазы с цветами поплыл аромат душистой белой сирени.
Пожилой дворецкий принял у Пуаро шляпу и палку. Их тотчас перехватил появившийся откуда-то лакей, а дворецкий почтительно пробормотал:
— Не угодно ли следовать за мной, сэр?
Вслед за ним Пуаро пересек холл и спустился на три ступеньки вниз. Отворилась дверь, дворецкий четко и ясно произнес его имя и фамилию.
Затем дверь закрылась, со стула возле горящего камина поднялся и пошел ему навстречу высокий худощавый человек.
Лорду Диттишему было около сорока. И был он не только пэр Англии, но и поэт. Две его экстравагантные стихотворные пьесы ценой немалых расходов были поставлены на сцене и имели succes destime <Умеренный успех (франц.).>. У него был довольно выпуклый лоб, острый подбородок, чудесные глаза и удивительно красивый рот.
— Прошу садиться, мсье Пуаро, — сказал он. Пуаро сел и взял предложенную хозяином сигарету.
Лорд Диттишем закрыл коробку, зажег спичку, подождал, пока Пуаро прикурит, и только тогда сел сам и задумчиво посмотрел на гостя.
— Насколько я понимаю, вы пришли повидаться с моей женой, — сказал он.
— Леди Диттишем любезно согласилась меня принять, — подтвердил Пуаро.
— Понятно. Наступило молчание.
— Вы, надеюсь, не возражаете, лорд Диттишем? — рискнул спросить Пуаро.
Худое сонное лицо вдруг расцвело в улыбке.
— Кто в наши дни, мсье Пуаро, принимает всерьез возражения мужа?
— Значит, вы против?
— Нет, не могу сказать, что я против. Но, должен признаться, я несколько опасаюсь того эффекта, который произведет на мою жену беседа с вами. Позвольте быть предельно откровенным. Много лет назад, когда моя жена была совсем юной, на ее долю выпало тяжкое испытание. Я считал, что она оправилась от потрясения и забыла о случившемся. И вот являетесь вы. Боюсь, ваши вопросы пробудят старые воспоминания.
— Очень жаль, — сочувственно произнес Пуаро.
— Я плохо представляю, каков будет результат.
— Могу заверить вас, лорд Диттишем, что я сделаю все возможное, чтобы не расстроить леди Диттишем. Она, судя по всему, человек хрупкий и нервный.
И вдруг, к удивлению Пуаро, его собеседник расхохотался.
— Кто, Эльза? — спросил он. — Да у Эльзы сил как у лошади.
— В таком случае… — Пуаро дипломатически умолк. Эта ситуация показалась ему любопытной.
— Моя жена, — сказал лорд Диттишем, — способна пережить любое потрясение. Меня интересует, знаете ли вы, почему она согласилась встретиться с вами?
— Из любопытства? — безмятежно предположил Пуаро.
Что-то похожее на уважение мелькнуло в глазах хозяина дома.
— А, значит, вы это понимаете?
— Разумеется. Женщина не способна отказаться от возможности поговорить с частным детективом. Мужчина пошлет его к черту.
— Есть и женщины, которые могут послать его к черту.
— Но не раньше, чем побеседуют с ним.
— Возможно. — Лорд Диттишем помолчал. — Кому нужна эта книга?
Эркюль Пуаро пожал плечами.
— Одни воскрешают былые мотивы, воссоздают былые интермедии, возрождают былые костюмы. А другие восстанавливают в памяти былые преступления.
Лорд Диттишем презрительно скривился.
— Можете относиться к этому как угодно, но человеческую натуру не изменить. Убийство — это драма. А люди жаждут драмы.
— Это так, — согласился лорд Диттишем.
— Поэтому, как вы понимаете, — сказал Пуаро, — книга будет написана. В мои же обязанности входит присмотреть за тем, чтобы в ней не было грубых ошибок или искажений известных фактов.
— Я всегда считал, что факты являются общественным достоянием.
— Факты, но не их интерпретация.
— Что вы имеете в виду, мсье Пуаро? — резко спросил Диттишем.
— Дорогой лорд Диттишем, разве вам не известно, что существуют многочисленные возможности подхода к историческому факту. Возьмем пример: сколько книг написано о королеве Марии Стюарт, где она представлена то мученицей, то бесчестной и распутной женщиной, то простодушной святой, то убийцей и интриганкой, то жертвой обстоятельств и судьбы! Выбирайте, что хотите.
— А в данном случае? Крейла убила его жена — это по крайней мере доказано. Во время судебного процесса моя жена подверглась незаслуженным оскорблениям. Ей приходилось тайно выбираться из здания суда. Общественное мнение явно было враждебным к ней.
— Англичане, — сказал Пуаро, — люди высокой нравственности.
— Верно, будь они прокляты! — подтвердил лорд Диттишем. И не сводя с Пуаро глаз, спросил:
— А вы лично?
— Я, — ответил Пуаро, — веду очень добродетельную жизнь. Но это отнюдь не то же самое, что быть человеком высокой нравственности.
— Порой я задумываюсь, — сказал лорд Диттишем, — что на самом деле представляла собой миссис Крейл. Все эти разговоры об оскорбленных чувствах жены. По-моему, за этим кроется нечто иное.
— Об этом может знать ваша жена, — заметил Пуаро.
— Моя жена, — отозвался лорд Диттишем, — ни разу не вспомнила о случившемся.
Пуаро с интересом взглянул на него.
— Я начинаю понимать…
— Что вы начинаете понимать? — резко перебил его Диттишем.
— Творческое воображение поэта… — с поклоном ответил Пуаро.
Лорд Диттишем встал и позвонил в звонок.
— Моя жена вас ждет, — резко сказал он. Дверь отворилась.
— Вы звонили, милорд?
— Проводите мсье Пуаро к леди Диттишем.
Два пролета лестницы наверх, мягкий ковер, приглушенный свет. Все свидетельствует о деньгах. Меньше о вкусе. Суровая простота в комнате лорда Диттишема. Но в остальной части дома царила роскошь. Все самое лучшее. Не обязательно самое броское. Просто «цена не имеет значения» и отсутствие воображения.
«Устроил пир горой? Да, горой!» — заметил про себя Пуаро.
Комната, куда его ввели, оказалась небольшой. Главная гостиная была на втором этаже. А это была личная гостиная хозяйки дома, которая стояла у камина, когда ей доложили о приходе Пуаро.
